Сама идея проводить парады в 1941 году могла показаться крайне несвоевременной, почти безумной. Это был, образно говоря, шахматный ход, который в итоге помог выиграть сложнейшую партию. Ход дерзкий, но жизненно необходимый.
План блицкрига, «молниеносной войны», провалился. Однако поздней осенью фашистским войскам удалось вплотную подойти к Москве. Расстояние от нее до линии фронта исчислялось уже даже не сотнями, а десятками километров. Немецкая пропаганда убеждала весь мир, что дни СССР сочтены. Гитлер и Геббельс заявляли по радио о почти полном разгроме наземных войск и уничтожении авиации Советского Союза. Уверенно говорили, что бомбардировщики люфтваффе стерли с лица земли важнейшие оборонные предприятия – например, московский государственный авиационный завод №1 имени Сталина (на самом деле он выпускал самолеты и не прекращал работу даже во время вражеских налетов). А в октябре в газетах появилась фотография фашистского офицера, смотрящего в окуляры стереотрубы. Подпись гласила: «Он видит Москву». В те дни увидеть в бинокли столицу СССР не было никакой возможности – только в декабре на одном из участков фронта немецкие части приблизились к столице «на расстояние взгляда», и то ненадолго. Но, как говорится, чем больше ложь, тем больше в нее верят: пропагандистские заявления о «почти разгромленном» СССР и слова, что 7 ноября Германия будет встречать в завоеванной Москве, многие были готовы принять за правду.
Чем такая «информационная война» была опасна для нашей страны – не все ли равно, что враги говорят по радио? Так ли важно, какие слова где-то на Западе написали под фотографией офицера вермахта?
Гитлеровская пропаганда грозила новыми бедами и поэтому представляла серьезную опасность. Достаточно было мировому сообществу поверить словам о «разгроме» Советского Союза, и политических союзников Германии уже ничто бы не останавливало от вступления в войну. К захвату восточных территорий СССР готовилась Япония, державшая на территориях Китая и Кореи Квантунскую армию, численность которой доходила до 700 000 человек. Советско-японский пакт о нейтралитете не мешал островной империи топить суда с грузами ленд-лиза, а Германия подталкивала к прямой агрессии... Но у японского правительства был свой интерес: оно хотело дождаться момента, когда у Красной Армии не останется резервов, и напасть только при явном численном превосходстве. Поэтому на дальневосточных рубежах стояла «опасная тишина».
Другой союзник Германии – Турция – заявляла о нейтралитете, но дислоцировала войска вблизи советских границ. Нужно было любой ценой предотвратить участие этих стран в войне на стороне Гитлера.
Союзники СССР тоже не должны были поверить немецкой пропаганде: они могли уменьшить объемы своей помощи или даже вовсе прекратить поставки, решив, что это больше не имеет смысла. А переговоры об открытии второго фронта, которые и так велись очень трудно, окончательно зашли бы в тупик.
В такой ситуации требовалось противопоставить фашистской пропаганде весомый аргумент, доказать, что у СССР есть силы для сопротивления врагу. Так появилась идея провести 7 ноября 1941 года традиционный парад в честь очередной годовщины Октябрьской революции. Причем сразу в трех городах.
Выполнить этот план было сложно. Осенью 1941-го СССР воевал на пределе возможностей. Даже у правительства не было уверенности в том, что Москву удастся удержать. Поэтому Государственный Комитет Обороны (ГКО) издает 15 октября указ об эвакуации, согласно которому иностранный дипломатический корпус, советские наркоматы и правительственные учреждения переезжают в Куйбышев – «запасную столицу» страны. Увозят туда библиотеку и личные вещи Сталина, со дня на день ждут самого вождя. Положение на фронте – критическое. Где брать солдат и технику для парадов, когда каждый человек, каждый танк на счету?!
Однако у руководителей страны был свой взгляд на ситуацию. Да, сил и резервов в те дни было мало. Но мир должен был увидеть готовность нашего народа сражаться с врагом – и победить!