Малоприметный молодой человек прошел в студию, привычно сел к микрофону и углубился в текст, который ему предстояло читать. Через некоторое время поднял глаза на помощников, дождался сигнала и начал весомо, с расстановкой произносить слова, собиравшие у репродукторов миллионы людей:

- Внимание! Говорит Москва! Говорит Москва!

Молодой человек в круглых очках был не просто диктором. Для фашистской Германии это был враг №1 – даже Сталин удостоился в списке фюрера лишь второго места. За Юрием Левитаном, официальным голосом Советского Союза, шла настоящая охота. Немцы готовили диверсионные группы для заброски в советский тыл – сначала чтобы выкрасть диктора (по замыслу министра пропаганды Геббельса, Левитан должен был прочитать в радиоэфире известие о победе над СССР), затем – чтобы уничтожить. Но обещанная награда за голову «врага №1» – 250 тысяч рейхсмарок, что можно сравнить с ценой двух танков «Пантера»! – не досталась никому.

В октябре 1941 года обстановка в Москве была крайне тяжелой. Правительственные учреждения и многие оборонные заводы переводят в «запасную столицу» – Куйбышев. Но Левитан отправляется в эвакуацию еще дальше – в Свердловск. И не потому, что оставаться в Москве было опасно. Там было невозможно работать по чисто техническим причинам: радиовышки демонтировали, потому что они были прекрасными ориентирами для фашистских летчиков. И знаменитые слова «говорит Москва!» вскоре звучали вовсе не из столицы. Но знать об этом не полагалось никому – люди по-прежнему должны были думать, что передачи ведутся из города, за который шла смертельная битва. Твердый, уверенный голос Левитана рассказывал о стойкости наших войск, первых победах над фашистами. И это слышали не только в Советском Союзе.

Именно необходимость трансляции на другие страны и континенты стала поводом для строительства уникального объекта – радиовещательной станции в 1 200 кВт, намного мощнее свердловской. Но прежде чем такой центр начал работать, ему пришлось и «попутешествовать», и даже «получить травму».

Первоначально радиостанция невиданной по тем временам мощности должна была появиться под Курском. Но Курск уже в 1941-м попал в зону боевых действий, а заводы Ленинграда, производившие оборудование для объекта, оказались в кольце блокады. Местом стройки стала достаточно удаленная от фронта Куйбышевская область.

Объект №15, как стали называть строящуюся радиостанцию, разместился возле «запасной столицы», в селе Ново-Семейкино. Спрятать вышки высотой в 200 метров было, конечно, сложно. Но из Куйбышева объект не был виден, а городские коммуникации пролегали при этом не столь далеко. Впоследствии дикторам радио не нужно было самим присутствовать на площадке – их голоса передавались по специальному кабелю, проложенному до Дома связи на Красноармейской. А Левитан мог зачитывать сводки Информбюро, находясь вообще за сотни километров от «запасной столицы», что до сих пор вносит путаницу в статьи краеведов и журналистов.

Уже осенью 1941-го на строительстве объекта №15 трудились почти 6 000 заключенных Безымянлага. Они рыли котлованы под восемь вышек-антенн (четыре – по 150 метров, еще столько же – двухсотметровых), строили подземное техническое здание, заливали над ним бетонную защитную плиту, способную выдержать прямое попадание 500-килограммовой авиабомбы. С оборудованием связи было хуже: вывезти с заводов Ленинграда удалось немногое, о чем заместитель народного комиссара электропромышленности Иван Зубович доложил секретарю Куйбышевского обкома Михаилу Канунникову 26 декабря 1941 года. Уже из этой даты понятно, что в октябре объект №15, строительство которого курировал сам глава НКВД Лаврентий Берия, вопреки планам и приказам в строй не вступил.

Чтобы «сдвинуть с места» проблемный объект, требовалось не только оборудование. Был нужен специалист – радиофизик самого высокого класса. Нашелся такой… в тюремной камере.

Во время работы на объекте №15 Минц снова чуть было не стал врагом народа: разрабатывая план производства недостающего оборудования, он настаивал, чтобы опорные изоляторы для башен были сделаны в США. За это его попытались обвинить в «восхвалении иностранной техники», что в ту эпоху тоже могло быть наказуемым. Но для уникального объекта связи требовалось такое качество «запчастей», которое в воюющей стране не всегда можно было обеспечить. План Минца утвердил лично Сталин. После этого будущего академика наконец-то оставили в покое.

В 1942 году на объекте №15 провели пробные передачи (в точных сроках краеведы опять расходятся: одни называют май, другие – конец сентября; но почти все признают, что летом 1942-го радиостанция была готова к работе). Тем не менее, до официальной сдачи в эксплуатацию еще предстояло исправить некоторые недочеты и наладить трансляционную линию с Москвой. А в ноябре произошло ЧП: в одну из башен врезался самолет, который вез груз для авиазавода. Трагедия случилась в тумане, обвинять было уже некого – весь экипаж самолета погиб, а 200-метровую антенну пришлось строить заново. Но уже в начале 1943-го радиостанция в Ново-Семейкино вышла на проектную мощность. Благодаря ей слова «Говорит Москва!» были слышны по всей Европе, в Северной Африке, а в ночное время – даже в США.

К тому времени, когда объект №15 начал транслировать сводки с фронтов, Дом связи уже представлял собой огромный «улей». Эпоха 1930-х мало отразилась на архитектурном облике старой Самары, и на фоне купеческих домов в один-два этажа Дом связи и Дом промышленности, расположенный на той же улице чуть ближе к Волге, казались настоящими «монстрами». Зато в начале войны именно эти здания, построенные в стиле конструктивизма, оказались соразмерны новым масштабам «запасной столицы».

В Куйбышев переводились иностранные посольства, журналисты ТАСС, главных советских и зарубежных газет. Вместе с правительственными учреждениями приехали их руководители – люди, принимавшие важнейшие государственные решения. Среди них были член Государственного Комитета Обороны маршал Ворошилов (он формировал дивизии для отправки на фронт), глава профсоюзов Шверник, заместитель наркома иностранных дел Андрей Вышинский. Почти все они квартировали неподалеку от Дома связи. Пожалуй, ближе всех жил Председатель Президиума Верховного Совета СССР, «всесоюзный староста» Михаил Иванович Калинин – его дом был буквально за углом, на улице Фрунзе.

«Запасной столице» и ее новым высокопоставленным обитателям нужна была постоянная связь с Москвой и фронтами, с заводами и органами власти по всей стране. И главным «связным» стало здание на Красноармейской, 17.

В Доме связи находились телеграф, городская и междугородная телефонные станции (ГТС и МТС). Кстати, междугородка со всем своим оборудованием перебазировалась сюда всего за одну ночь, чтобы перерыв в работе был минимальным. А на пятом этаже Дома связи нашлось место даже для общежития на 200 человек, куда поселили телеграфисток, эвакуированных из Москвы и других городов. Жили они в одном огромном зале. Отдельный «номер люкс» на 13 кроватей полагался только девушкам, выполнявшим самую ответственную работу – прием и отправку правительственных сообщений. С современной точки зрения условия были далекими от совершенства (а ночью по кроватям еще и бегали крысы – им очень нравились на вкус провода, которых в здании было бесчисленное множество), но в военные годы иметь такое жилье было за счастье. Подумать только – есть даже туалеты и умывальники! Правда, на первом этаже – но не во дворе же!

Такая жизнь «по месту работы» объяснялась не только тем, что приезжие не имели квартир в Куйбышеве: объем работы был таким, что дежурные часто не справлялись, и жившие фактически в соседнем помещении коллеги в любое время суток могли прийти на помощь.

Чтобы представить, насколько напряженным был труд связистов, достаточно знать график девушек из радиобюро: восемь часов они работали, восемь – отдыхали или спали, а потом снова садились передавать и принимать телеграммы. Не было возможности даже сходить в магазин, чтобы отоварить продовольственные карточки. Поэтому организовали обеды в столовой в обмен на те же карточки. Отпусков и выходных дней не полагалось. И при этом – никакого права на ошибку!

В военное время опечатка в правительственной телеграмме могла слишком дорого обойтись стране. Допустить ошибку было проще простого: для отправки телеграмм использовали аппарат, на котором слова воспроизводилась нажатием нескольких клавиш. Промахнулся – и текст приказа можно трактовать иначе, как в известной фразе «казнить нельзя помиловать». Только под угрозой уже не одна жизнь, а целые дивизии. Даже трудно представить, какая собранность, какой постоянный самоконтроль требовались для этой работы!

При такой огромной ответственности жизнь телеграфисток в Куйбышеве была не то чтобы сытой. В сутки полагалось 500 граммов хлеба, а столовский обед состоял из жидкой затирухи из муки и кусочка омлета, который готовили из яичного порошка. А многим ведь нужно было и детей кормить! В конце концов случился бунт – в один из весенних дней 1942-го телеграфистки просто не вышли на работу. На таком объекте это было немыслимо, однако начальство отнеслось к «продовольственному протесту» с пониманием. Наказывать никого не стали, а проблему решили так: выделили за рекой Самаркой участки под огороды и составили новый график, чтобы было время сажать лук и картошку.

В годы войны Дом связи соединял «запасную столицу» не только со всем Советским Союзом. В здании находились каналы связи с Англией, Ираном и США, созданные для иностранных журналистов и дипломатов. Мощные информационные возможности использовались и для пропаганды, в том числе на территории, занятой фашистскими войсками. В числе тех, кто вел эту работу, был болгарский коммунист Георгий Димитров. В 1941 году он стоял во главе Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала (ИККИ) и организовывал в «запасной столице» работу своего телеграфного агентства. Как сообщал Димитров в письме члену Политбюро ЦК ВКП(б) Андрееву, информация для коммунистической и дружественной прессы передавалась в Нью-Йорк, Лондон, Стокгольм, Мехико, Монтевидео, Буэнос-Айрес, в Чили и на Кубу – практически по всей планете. Кроме того, глава ИККИ просил о переводе в Куйбышев в качестве постоянных сотрудников членов ЦК компартии Германии Вальтера Ульбрихта и Антона Аккермана – им предстояло вести агитацию среди немецких солдат и военнопленных. Это голос Ульбрихта раздавался из динамиков под Сталинградом, убеждая солдат и офицеров вермахта сдаваться.

5 августа 1943 года в Москве прозвучал первый салют – так было отмечено освобождение Орла и Белгорода. Все чаще голос Левитана, передаваемый по кабелям на куйбышевский объект №15, сообщал от имени советского Информбюро о новых победах на фронте. Возвращались из «запасной столицы» дипломаты, журналисты «Правды» и ТАСС. 11 августа зампредседателя Совнаркома Вячеслав Молотов разрешает Комитету по радиофикации и радиовещанию прекратить передачи на иностранных языках из Куйбышева и перевести 60 сотрудников по радиовещанию для заграницы и 100 семей работников Комитета в Москву. Вскоре опустеет общежитие на пятом этаже Дома связи. Но Куйбышев уже никогда не будет прежним.

Останутся заводы, построенные на Безымянке – и сама Безымянка, промышленный район, благодаря которому население города выросло за время войны в полтора раза. Останется самая мощная в мире радиостанция. Дом связи, оснащенный за время войны по последнему слову техники. А главное, останутся куйбышевские мастера-связисты, получившие колоссальный опыт работы в условиях, которые иначе как боевыми не назовешь. Именно такие специалисты и будут нужны промышленному гиганту, выросшему на берегу Волги.